Сайт КАМИН

Пари

Посвящается тётечке Леночке (для поднятия тонуса)
.
«Ну, почему именно я?!» – тоскливо думал Хныкин, плетясь домой. «Угораздило же меня получить выговор в разгар сокращений! Шеф сказал прямым текстом, что я следующий на очереди на «вылет». Теперь уж точно мне нечего делать в этом мире и нечего тешить себя иллюзиями. Зачем? Зачем упорно влачить своё жалкое и бессмысленное существование, в конце которого... а что в конце? Нищая старость и конец. Зачем же ждать? К чёрту всё. Живите без меня, с меня хватит. Вот интересно всё же: существуют две противоположные точки зрения на суицид: одни считают, что нужно большое мужество, чтобы решится и уйти, когда не видишь больше смысла жизни, цели отсутствуют, а удовольствия и сам не получаешь, и другим не доставляешь. Когда ты бесполезен.
Другие утверждают, что мужество – это как раз жить, жить вопреки всем обстоятельствам. Жить и бороться, впрочем, не понятно за что бороться. И с кем. Да и плевать, в конце концов: мужественно – не мужественно. Моя жизнь, хочу – живу, хочу – нет. Ведь я один, ни за кого не отвечаю и никому ничего не должен. Вот и нечего. Посидел, и хватит с меня. Или подождать до юбилея, отпраздновать по полной программе, а потом уйти? Столько жил, так ещё три месяца потерплю. А как лучше? Дожить до полтинника, или нет? Может неудобно уходить из жизни, не отпраздновав юбилей? Люди же, небось, уже рассчитывают на банкет, может даже подарок купили (могу себе представить, дерьмо какое-нибудь, как обычно). А с другой стороны, не слишком ли жирно для моих коллег? Сначала на моём юбилее гулять, а потом ещё и на моих поминках?! Хотя, кто ж им поминки устроит, кто всё это им наготовит? Не я же. А больше некому. И хорошо, так им и надо! Может, в ресторан пойдут. Или в ресторанах поминки не принято отмечать? Нет, если уж уходить, то так, чтобы им всем свинью побольше подложить! Будут знать, как увольнять меня, как вечно зарплату задерживать. Ну ладно, насчёт коллег ещё подумаю. А как же быть с Зинкой? 15 лет как развелись – она, небось, вообще меня забыла. Интересно, она придёт на мои похороны? А как она о них узнает? Может послать ей пригласительный? Кстати на свои похороны можно рассылать пригласительные, или как-то не принято? Может даже со своим новым придёт? Венок мне купят. Хотя, не хочу я от него ничего принимать. Но кто ж меня спрашивать будет? Может, нужно в завещании указать, что не хочу от Зинки с её новым мужем венки принимать? Так можно? Нужно будет выяснить. А если нельзя пригласительные слать – как же Зинка узнает? Как вообще люди узнают, что я ушёл? Хотя, если я буду лежать дома, начну вонять. Завоняю всю квартиру Ваське, соседу. Это хорошо, будет знать, как трёшки одалживать на бутылку, и не возвращать! Нужно будет дырку в общей с ним стенке просверлить, пока его не будет дома. Хорошо бы ещё, чтобы и соседям сверху запахло – за все затопления!
А может, всё же, пусть Зинка с боровом мне венок подарят? Вроде он у неё та-а-акой жмот! Если им придётся купить мне венок, то он ей в этом месяце не купит ни одной побрякушки! И так ведь потратился! – злорадствовал Хныкин, – вот пусть посмотрит, на кого она меня променяла. Она-то думала, что если он её баловал до свадьбы, то будет баловать всю жизнь. Ага, щаз! Сейчас он её уже не балует. И правильно. Не заслужила. Интересно, если они придут – она хоть всплакнёт? Хотя, иди знай – это она будет плакать потому что меня жалко, или потому что он ей не даст карманных денег из-за моих похорон?
Припрутся все, заразы, на мои похороны и начнут меня хвалить, рассказывать, какой я хороший человек был. Суки. Почему-то принято людям признаваться в любви и говорить комплименты посмертно. Ну, ничего, пусть Зинка лишний раз послушает, какой я хороший человек. Был. И как она меня не ценила. Может ей стыдно хоть станет? Хотя, вряд ли она с тех пор, как мы развелись, научилась что-то чувствовать. Скорее, совсем разучилась. И неудивительно! С таким-то мужем!»
Из глубокой задумчивости Хныкина вывела обрызгавшая его слякотью машина. Выругавшись, Хныкин увидел, что прошёл уже мимо своего дома, пришлось немного вернуться. Лифт, который он вызвал, доехал до второго этажа и застрял, и Хныкин поплёлся пешком. «Фантастика!» – думал Хныкин, поднимаясь по ступенькам, – «Складывается впечатление, что против меня ополчился весь мир. За что? Ну да тем более, не хотят и не надо, нужно иметь гордость!».
Хныкин вошёл в квартиру, разделся, включил пустой ящик и, умывшись, отправился на кухню готовить ужин. Войдя на кухню, Хныкин увидел, что за столом чаёвничают две женщины. Хныкина не удивило их внезапное появление из ниоткуда. Более того, их появление в его квартире
было предсказуемо и ожидаемо. Одна из женщин была преклонного возраста. Одежда на ней была выдержана в чёрных, траурных тонах, неопрятные полуседые волосы выбивались из-под черепахового гребня. На спинку стула небрежно был брошен чёрный бархатный плащ с капюшоном. Возле неё стояла коса, облокоченная на подоконник. Именно такой Хныкин её и представлял.
Вторая была гораздо моложе и являла собой полную противоположность старухе: это была молодая, красивая женщина, одетая во всё белое. Эта была одна из тех женщин, которая, попав однажды в поле зрения мужчины, остаются там навсегда.
Хныкин прокашлялся, чтобы обратить на себя внимание женщин. Когда их взоры устремились на него, Хныкин замялся, переступил с ноги на ногу, и, наконец, представился – Алексей.
– Очень приятно, Вита – сказала та, что помоложе.
– А то мы сами не знаем – съязвила старуха, – Либитина. Присоединяйся.
Хныкин увидел, что на столе стоит чашка чая и для него, и безропотно сел на своё обычное место. Воцарилось молчание.
Старуха предложила Вите сахар для чая.
– Спасибо, я пью без сахара, он вреден – сказала та.
– Фу ты – ну ты! – передразнила старуха, демонстративно насыпая себе десять ложек в чашку.
Хныкин, секунду подумав, насыпал себе пять.
– Так, значит, со мной пойти хочешь? – спросила старуха, – молодец! Допивай, и пойдём. Хоть один нормальный человек нашёлся.
Хныкин поёрзал на стуле, и промолчал.
– Не дави так сразу на него! – вступилась Вита – Посмотри, как он молод, у него же вся я впереди.
– Глупости – парировала старуха, – что может быть после сорока? Поезд уже ушёл! Всё равно рано или поздно ко мне придёт, так чего тянуть, мучаться?
– Почему мучаться? Наслаждаться мной. Его столько ждёт впереди: любовь, деньги, путешествия... да много чего.
– Чё, правда? – спросил Хныкин
– Ну конечно! – соврала жизнь
– Нищета и болячки тебя ждут – соврала смерть.
– Такое впечатление, что кто-то из вас врёт, – задумчиво произнёс Хныкин, – или скажите правду, что меня ждёт впереди, или я вам сейчас не знаю, что сделаю – неуверенно добавил он.
– Мы не можем, подписку о неразглашении давали, – быстро сказала молодая, – у нас с этим строго. Пойди к любой гадалке, она тебе расскажет.
– Вот уж кому никогда не верил, так это гадалкам. Они что, правда знают судьбу наперёд?
– Лол! Конечно, нет. Если бы они правду знали и говорили клиентам, сколько бы уже народу к Либитине ушло. Не заплатив.
– Зачем же ты мне посоветовала пойти к гадалке? – недоумённо спросил Хныкин
– Уже и поприкалываться нельзя – обиделась Вита.
Повисла пауза, все занялись чаем с печеньем.
– Кстати, а почему подписку о неразглашении нужно давать? – наконец спросил Хныкин.
– Да чёрт его знает – ответила задумчиво смерть, откусывая пирожное.
– Хорош стрелки переводить, задрали уже! Делать мне больше нечего, кроме как думать, зачем вы подписки даёте, – раздался низкий глухой голос откуда-то снизу – вот бабы базарные, я бы вас побрал!
В квартире запахло серой, и лопнули все лампочки.
– Ой-ой-ой, какие мы нервные, – спокойно сказала Смерть – тащи новые лампочки, несчастье, – обратилась она к Хныкину.
Хныкин послушно встал.
– Ага, и пробки заодно проверю.
С этими словами Хныкин нащупал стремянку, и на ощупь вышел из кухни.
Через несколько секунд из гостиной донеслись звуки бьющегося стекла, падающей посуды и несколько негромких ругательств.
– Ну и зачем тебе это несчастье? – негромко спросила Смерть у Жизни – он же совершенно к тебе не приспособлен!
– Учиться жить никогда не поздно. Кстати, позволь задать тебе тот же вопрос.
– Сравнила! Я же за каждую душу от этого – смерть указала корявым
пальцем на пол – получаю бонусы.
– Надо же! А ему зачем людские души?
– Да чёрт его знает... Слыш, Люций, ты тут? Зачем тебе людские души-то?
– Ох уж мне это бабье любопытство! Ну да ладно, расскажу. Просто
однажды я поспорил с Ним. Он утверждал, что каждому человеку дарит бесценный подарок – тебя (Люцифер ткнул пальцем в Виту). И что люди благодарны Ему за этот подарок, что он им дороже всего на свете и что они берегут тебя, как могут! Что ты – наивысшая ценность.
Однако, я Ему возразил, сказав, что Он даже не может себе представить, как дешево люди ценят Его подарок. Что они готовы его отдать за бесценок.
Ну, короче, поспорили мы, что я смогу по дешёвке насобирать сколько угодно человеческих душ. Спор Он давно проиграл, однако нам обоим уже просто интересно, как дёшево люди могут ценить жизнь. Не перестаём удивляться. Да, кстати, насчёт этого шлимазла: извольте, мне он не нужен. У меня таких – полон ад.
– Ничего не знаю, мы так не договаривались: этого надо, а этого не надо! Кого смогла, того привела. Бонус по-любому мне положен!
Появился свет.
– Ладно, не нуди! Идёт! – сказал Люцифер и исчез.
Вошёл Хныкин, обклеенный несколькими пластырями. Повисла пауза.
– Если что, я же попаду э-э-э... вниз? – наконец спросил Хныкин старуху.
– Ну, ясный пень! Не в рай же! – ответила та, откусывая печенье.
– Но ты не думай, там не так страшно, как говорят. Всевышний же не садист какой, чтобы людей заживо жечь. Разве для того Он их создавал?
Не знаю, зачем Его в таком свете выставляют некоторые. Вернее знаю, но речь не о том. Хотя, наказаний там и без того хватает: пиво раз в 2 недели, да и то тёплое. Кровати застилать каждый день заставляют. В наказание классическую музыку заставляют слушать. В общем, много чего.
– А как там с женщинами? – осторожно спросил Хныкин.
– Хуже, чем здесь, не будет – ответила Либитина.
– А правда, что, когда туда приходишь, у входа родственники встречают?
Хныкин вдруг понял, что ему представился случай получить ответы на давно мучавшие его вопросы.
– Ну, это смотря какие родственники. Некоторые наоборот, убегают в
другой конец ада, вместе с твоими должниками. Кстати, вот кто таки да встречает обычно – так это кредиторы.
– Теперь ты видишь, что там не лучше, чем здесь? – вмешалась молодая.
– Ложь! – быстро сказала старая, – там ты на всё готовом, не нужно думать о завтрашнем дне.
– Прям рай какой-то – задумчиво произнёс Хныкин. – Кстати, а что же тогда в раю?
– Пусто – ответили женщины в один голос.
– Не может быть. А праведники?
– Кто-кто? – съязвила старуха.
– Ну, как же... Ну, там, те, которые все заповеди выполняли, например, или там возлюбляли ближних сильней, чем самого себя, не возжелали, кого не надо, – судорожно пытался он вспомнить.
– А, ты вот о чём! А когда вы в последний раз скачивали апдейты заповедей с Синая? Вашей версией уже никто во Вселенной не пользуется.
– А что, много новых выпущено? – заинтересовался Хныкин.
– Полно! – подтвердила Либитина, – скажем, одна из последних гласит: не шли Г-ду sms-ки, но подними зад свой и принеси записку к Стене Плача. Или это: не нуди молитвой своей, но скажи языком человеческим, что ты хочешь. Я лучше знаю, кому сколько нефти давать. И, кстати, кому совсем не давать! И многие другие. В общем, когда ко мне придёшь, тебе огласят весь список, который ты не выполнял, и заставят выучить.
– А толку-то? – возопил Хныкин, – ТАМ это уже не понадобится, а у меня и так голова пухнет от всяких паролей и ников в Интернете. Да что там ники! У нас вот опять код в подъезде новый, а я только - только старый выучил...
Помолчали.
– Как же мне это... того? – нервно спросил Хныкин.
– С балкона! – сразу выпалила смерть.
– Банально и неэстетично, – сказал Хныкин недовольно, – на что я тогда буду похож?
– А, мы любим оригинальничать? – съехидничала Либитина,– ну, тогда попробуй захлебнуться в унитазе. Заодно и дарвинскую премию получишь.
– Может, повеситься? – продолжал размышлять Хныкин.
– Дааа, с таким пузом и с такими потолками только вешаться.
В это время Жизнь изменила своё положение на стуле. Стоячий воздух в кухне шевельнулся, и Хныкин почувствовал едва уловимое дуновение. Это был потрясающий коктейль из запахов, в котором воедино смешались ароматы ранней весны: запахи цветов и свежей травы, лесных ручьёв и горных ветров; там же были и очень знакомые запахи из детства, которые были связаны с чем-то очень приятным, но чем именно Хныкин вспомнить не мог. Это был дурманящий запах жизни.
А Жизнь, тем временем, неспеша, расстегнула полупрозрачную блузку, положила ногу на ногу, откинулась на спинку стула и, покачивая туфелькой, стала поправлять пышные золотистые волосы, томно глядя Хныкину прямо в глаза.
Растерявшийся Хныкин, сглотнув, почесал в ухе и перевёл взгляд на Либитину, пристально наблюдающую за происходящим, не забывая, правда, о конфетах.
– Началось! – заворчала последняя, – каждый раз одно и то же! Это
нечестная конкуренция!
– Успокойся, дорогая, я же не кричу о нечестной конкуренции, когда нам попадаются геронтофилы. Тем более там он никому не нужен, ты сама слышала. А здесь он нужен, хотя бы мне. Мне нужен каждый.
– Грабёж средь бела дня! Конечно, когда интеллекта не хватает, начинают нагло пользоваться своими внешними данными! Кстати, весьма посредственными, – спохватившись, добавила она.
– По условиям пари внешними данными пользоваться не запрещено! – хладнокровно парировала Жизнь.
Смерть со своим проигрышем давно примирилась и не слишком печалилась, она лишь мела со стола всё подряд, стараясь успеть съесть побольше сладкого, пока её не попросили.
– Я остаюсь тут, с ней – неожиданно твёрдо сказал Хныкин Либитине.
– То есть, мне указывают на дверь? – подняла бровь Смерть.
– Нуууу... – Хныкин замялся, не зная, как соблюсти приличия.
– Минуточку! – Неожиданно сказала Жизнь, обращаясь к Смерти – ты ничего не забыла?
– Да ладно, проехали! – сказала Либитина и засобиралась, складывая в сумку недоеденное.
– Не поняла! – настаивала Жизнь.
– Ну ладно, ладно. Ку-ка-ре-ку.
– Не так! Пари есть пари!
– Какая ты мелочная! – с отвращением сказала Смерть и трижды
громко прокукарекала.
– Завтра не опаздывай. Адрес помнишь?
– Помню, помню. Ленина 23/15. Несчастная любовь-морковь. До встречи!
Хныкин, увидимся! Я не прощаюсь, momento mori!

© Copyright: Бриккер Дмитрий, 2007