Сайт КАМИН - Рождественская история

Рождественская история

Из спальни появилось заспанное лицо под шапкой взъерошенных волос. Рыбкин неуверенной походкой подошёл к дивану.
– Доброе утро, девочки, как спалось? Замёрзли? Ничего не поделаешь, я ради вас не могу обогревать всю гостиную. Ну что молчите? Вы прекрасно знали, когда снимались, на что идёте.
Так что, будьте добры, висеть на стенке и не жаловаться – Рыбкин внимательно рассмотрел каждую из висевших на стене глянцевых фотографий из февральского выпуска “Play Boy”.
– Вы же понимаете, что в спальне я вас не мог повесить, спальня – это святое.
Действительно, в отличие от подавляющего большинства других квартир, в квартире Рыбкина всё было наоборот, в строгом соответствии с его жизненной философией: его спальня, в которую попадали лишь избранные посетители квартиры, была образцом вкуса, насколько позволял доход холостого графика. Она была выдержана в стиле «ретро»: здесь можно было найти и деревянный комод, искусно отделанный под старину, на котором стоял проигрыватель пластинок, игравший ещё бабушке; и шкаф, являющийся семейным раритетом; и даже телефон с диском, сделанный в ретро-стиле. Над комодом весели старинные часы, которые, как пела Алла Борисовна, «ещё идут». Здесь же можно было найти и самые любимые книги Рыбкина. Комната поражала воображение образцовым порядком. В этом старинном шкафу, на антресолях, хранились все детские игры Рыбкина. «Если у меня будут дети» – думал Рыбкин – «непременно постараюсь сделать так, чтобы они первые годы играли в игры моего детства, а не в компьютерные «стрелялки». Нет, бесспорно, компьютер может помочь в интеллектуальном развитии ребёнка, но ведёт к атрофии его мышц. И вообще, мне будет приятно, если ребёнок увлечётся играми моего детства, они мне очень дороги».
Он всегда считал, что не должен, не имеет никакого морального права выбрасывать старые вещи, ведь они сопровождали его с самого рождения и были уже чем-то родным. И, если уж на то пошло, скорее старые вещи имели право выставить его из квартиры: ведь они тут жили гораздо дольше него.
Гостиная же, наоборот, создавала впечатление некой нарочитой небрежности.
– Вам, девочки, место именно в гостиной – продолжал Рыбкин – если кто-нибудь зайдёт и, при виде вас, сделает вывод, что здесь живёт озабоченный старый холостяк, значит так и лучше. Ведь мне (да и вам, думаю, тоже) не по пути с людьми, делающими выводы о человеке на основании первых впечатлений. А спальня отражает мои вкусы в интерьере, в литературе, даже где-то в живописи (насколько это может передать одна картина). А значит, спальня отражает в какой-то степени мою душу, и я не хочу, чтобы мою душу видел каждый проходимец. «Я не люблю, когда мне лезут в душу». Вот почему вы тут, а то, что мне близко – в спальне. И вообще, не морочьте мне голову – я тороплюсь.
Рыбкин провёл указательным пальцем по кончику носа одной из девушек и направился к холодильнику. С минуту он задумчиво осматривал пустые полки, жалея, что это не холодильник - самобранец, в котором при хлопке в ладоши появляются изысканные (или хоть какие-нибудь) блюда, затем взял 2 яйца и, как обычно, сделал себе яичницу. Прибавив к ней тост с сыром и крепкий кофе, Рыбкин отправился трапезничать на балкон. Морозный декабрьский воздух придавал бодрость, а заснеженные деревья и тротуары создавали потрясающее чувство душевного покоя. Потягивая горячий кофе, Рыбкин достал список дел, которые были запланированы на этот, близящийся к своему завершению, год. Список впечатлял как количеством запланированного, так и количеством нереализованного, что, по большому счёту, было одно и то же. Глаза забегали по строчкам: пробежки, обливания, плавание, освоение html... о! Научиться готовить котлеты. Над этим пунктом Рыбкин на некоторое время задумался. Периодически он покупал замороженные готовые котлеты и разогревал их в микроволновке. Можно ли сказать, что он их готовил? С одной стороны, соблазн был огромен, ибо хоть что-то в списке хотелось вычеркнуть, чтобы не так мучила мысль о бесцельно прожитом годе. Но совесть не позволяла Рыбкину это сделать. ОК, ставим пока знак вопроса и идём дальше. Ага, бриться каждый день... Рыбкин снова погрузился в раздумья, ибо не было указано, каждый какой по счёту день он планировал бриться в этом году. «Нужно внимательнее составлять списки в будущем, чтобы не оставалось места для двусмысленных толкований». Глаза «побежали» дальше по списку и остановились на пункте «какое-нибудь изменение на любовном фронте». Гм. Рыбкин задумчиво стал смотреть во двор, где сосед выгуливал собаку: кроме появления на стенке трёх «глянцевых девушек», никаких особых изменений не было. А вот это уже совсем нехорошо. Наконец-то он заметил, что давно уже не глядя тыкает вилкой в пустую тарелку.
«Ну и ладно, зато не нужно новый список писать» – подумал Рыбкин оптимистично – «да и вообще, пока есть несвершённые деяния, у меня есть какой-то смысл в жизни».
Рыбкин направился обратно в помещение, в очередной раз зацепившись ногой за пудовую гирю, купленную сразу после составления вышеупомянутого списка. «Чёрт возьми, настанет когда-нибудь такой день, когда я не поленюсь и перенесу её в другое место или нет? Я же мужчина, в конце концов! До нового года, чёрт возьми, нужно будет отнести её в кладовку! Не будь я, чёрт возьми, Рыбкин – занесу!» – поклялся он, запирая дверь.
Сев в трамвай, Рыбкин расчистил ладонью замёрзшее окно, и, глядя на мелькавшие за окном предметы и людей, задумался над своим положением. 29 лет, работает графиком в фирме. Зарабатывает неплохо, работа непыльная, творческая, достаточно престижная. Но мысль о том, что чем-то одним придётся заниматься всю жизнь, не давала Рыбкину покоя. Да и кто знает, при нынешних темпах развития техники и технологии, нужна ли будет его специальность через 10-20 лет? Хорошо бы научиться что-то ещё делать, чтобы всегда можно было вырваться из рутины. Чтобы всегда... рутины... всегда... что-то делать...
...Проснулся Рыбкин от резкого поворота трамвая. И очень обрадовался, поняв, что проехал всего две лишние остановки, и, если он не поспешит, то проедет ещё одну (если опять не заснёт). Поспешит... хм... вечно нужно спешить, суетится! Всю жизнь нужно суетится. Зачем? Так надо! Ненавижу.
У Рыбкина было ещё время до начала рабочего дня, поэтому он пошёл обратно пешком, нарочито не спеша, наслаждаясь морозом, красивым снегом, солнечным безветренным днём и созерцанием чистого синего неба. На тротуаре он увидел узкий продольный каток, «раскатанный» детьми. Рыбкин с удовольствием разогнался и проехал по катку. Кайф. Ещё.
И ещё разик... И последний, и даже несколько «самых-самых» последних раз... И пофиг, что думают все эти прохожие, важно надувающие щёки. Ведь они, если взглянуть отвлечённо, просто суетятся, как муравьи. И как они возмущённо смотрят, что кто-то позволил себе несколько минут не суетиться и покататься на льду в своё удовольствие! Это не вписывается в их стереотипы. Ну и пусть! Ведь им однажды непременно захочется так же как я проехать по льду, упасть, поиграть в снежки, но может быть поздно. Пора. Последний раз и иду...
... Рыбкин поднялся на 16 этаж, где располагалась их фирма. Настроение было хорошее. Захотелось кому-то сделать приятное. Первой же сотруднице он (что бывало с ним крайне редко) решил сделать комплимент. Она сегодня прекрасно выглядит – сказал мимоходом Рыбкин, не обратив внимания на круги под глазами и бледное лицо сотрудницы.
Когда Рыбкин сел на своё рабочее место, ему вдруг пришла в голову
интересная мысль: «а выключил ли я газовую плиту? А газ перекрыл?».
Пятиминутное чесание затылка ни к чему не привело, и настроение
стремительно поехало вниз.
Еле дождавшись конца рабочего дня, Рыбкин собрал вещи и, не задерживаясь ни минуты, вприпрыжку помчался к лифту. На 12-ом этаже лифт, в котором спускался Рыбкин, неожиданно остановился, и в открывшихся дверях показалось лицо настолько красивой девушки, что Рыбкин инстинктивно двинулся вперёд, словно желая выскочить из лифта. Проехать 12 этажей в лифте с такой девушкой для стеснительного человека слишком трудно. Но что-то заставило Рыбкина остаться в лифте. Девушка вошла, лифт тронулся. Секунд через пятнадцать Рыбкин уже точно знал, что это именно та самая девушка, единственная в мире, благодаря которой ему бы хотелось вычеркнуть из списка пункт о переменах в личной жизни. Между 8 и 9 этажами Рыбкин заметил, что от волнения он не дышит. Он знал, что после задержки дыхания выдохнет неожиданно громко, и чем дольше не дышит, тем громче будет потом выдох, но терпеть до первого этажа не было сил. По лифту разнёсся звук, напоминающий что-то среднее между хрюканьем и мычанием. Рыбкин быстро вдогонку несколько раз кашлянул, чтобы всё это вместе можно было принять за кашель. Он украдкой взглянул на девушку – никакой реакции. «Интересно, она хоть заметила, что в лифте не одна? Нужно с ней заговорить». Рыбкин взглянул на окошко в лифте, в котором неуклонно вёлся обратный отсчёт этажей. «Миленький лифт, застрянь, ну, пожалуйста, я же знаю, что ты это умеешь, ты мне это столько раз демонстрировал! Ну же! Хотя, если застрянем, что это мне даст? Всё равно постесняюсь заговорить. Может она со мной заговорит? Смешно! О чём она будет со мной заговаривать в застрявшем лифте? Спросит, где тут туалет? Бред!». Ещё минута - и она скроется из виду и, наверняка, навсегда затеряется в этом огромном городе. Или стране. Или мире. Рыбкин не раз читал, что люди в этом огромном мире узнают своего будущего спутника жизни по запаху. В маленьком закрытом лифте должно быть несложно уловить запах. Рыбкин осторожно потянул носом. В заложенном носу что-то булькнуло. Или обман обоняния, или в лифте присутствует очень тонкий, ненавязчивый и элегантный запах духов. «Чудесный запах, видимо это тот самый человек». Что-то нужно сделать. Спросить: «А вы тоже вниз едете?». Глупости. Понятно, что вниз. Она не может ехать вверх в спускающемся лифте», - никогда ещё Рыбкин не думал с такой скоростью. «О погоде? А что погода? Откуда она знает погоду, если она в лифте! Да и я не знаю. Чушь, детсад, банальность. Приехали. Вы лопух, мсье Рыбкин!». Двери открылись, и через мгновение оба оказались на улице. Девушка стремительно стала удаляться. «Идти за ней? Зачем? Узнаю, где живёт. Некрасиво следить. И бессмысленно, всё равно не заговорю, я себя знаю».
Дилемма «идти за ней или нет» разрешилась сама собой: Рыбкин вспомнил, что у него сегодня первый в жизни урок вождения...
До начала урока было ещё полчаса, и Рыбкин пошёл гулять в соседний парк. Он направился прямо к своему любимому местечку: уютная скамейка на отлёте, в практически тёмном уголке, где можно было побыть наедине с самим собой, не видя ничьих... лиц. От аллеи парка скамейку отделяла живая изгородь, впереди – обрыв холма, на котором располагался парк, и дальше, внизу расстилался весь город – лучшей обзорной площадки было не найти. Вечерний заснеженный город был прекрасен. Внизу всё так же суетливо бегали люди, ездил транспорт, в стороне дымили заводы. Даже влюблённые пары куда-то всё время спешили. «Как можно спешить, идя с любимым человеком? Куда спешить? К расставанию с ним? Странные люди. Всегда спешат». Как замечательно точно написал Д. Адамс в «Путеводителе для путешествующих автостопом по Галактике»:
«Важный и широко известный факт: не всегда то, что кажется – правда. Например, на планете Земля человек всегда считал, что он разумнее дельфинов потому, что многого достиг – придумал колесо, Нью-Йорк, войны и так далее – в то время как дельфины только тем и занимались, что развлекались, кувыркаясь в воде. Дельфины же, со своей стороны, всегда считали, что они намного разумнее людей – именно по этой причине».
Рыбкину в очередной раз пришла в голову мысль: весь этот мир и вся Вселенная, быть может, всего лишь рядовой проект Какого-то Ученика. Судя по количеству несовершенных вещей, наверное, проект на «слабую троечку». И авторы проекта с интересом рассматривают в микроскопы, как люди бегают и суетятся, важно надувая щёки от сознания собственной значимости и важности своей деятельности.
Небольшое дуновение веером – и уже по нашей планете мчится ураган.
Дыхание горячим паром изо рта – и начинается таяние полярных льдов. Кто знает, кто знает?..
Понаблюдав немного за паром, идущим изо рта, Рыбкин поднял голову к звёздному небу. Он увидел движущуюся светящуюся точку, похожую звезду – искусственный спутник Земли? «Шпионят за нами... или мы за ними... или... или, может быть, какой-нибудь американский миллиардер не решился в каком-нибудь американском лифте заговорить с какой-нибудь американской девушкой? И теперь пришлось нанять спутник, чтобы искать её по всему свету? Хотя, миллиардер бы разговорился сразу, на то он и миллиардер. Если бы я её нашёл... А вдруг она замужем? Ну и что. Я бы просто иногда мог украдкой ею любоваться. Красотой любоваться не запрещено, это общественная собственность. А может запрещено? Это же её личная красота, её частная собственность, и, может, она вовсе не хочет, чтобы все могли на неё пялиться? Как всё сложно»...
Зайдя во двор автошколы, где должно было состояться первое практическое занятие (хотя ездить Рыбкин умел с детства, благодаря папиной машине и дому в деревне), Рыбкин огляделся. В глубине двора он увидел старенький, ядовито-зелёный «Москвич 412». Что-то в нём привлекло внимание Рыбкина. Надо же, большая буква «У». Видимо, осталась как память старая учебная маш... Вдруг он увидел инструктора, приглашающе машущего рукой из «Москвича».
«Не может быть! Они действительно хотят меня на этом учить вождению? Судя по сумме, которую стоит курс, могли бы учить нас на лимузине, как минимум»...
Когда Рыбкин занял место водителя, инструктор попросил его натянуть верёвку.
– Что, на шею? – вырвалось у Рыбкина.
– Острить на дороге будешь. Через плечо. Вчера ремень безопасности лопнул, заменить ещё не успели. Пока верёвку привязали. Выезжай помаленьку со двора.
«Вау, она ещё и ездит!» – подумал Рыбкин и выжал сцепление. Послушался металлический стук.
– Тьфу ты, блин, вы что, сговорились все сегодня?! – взвыл инструктор – вылазь!
Следующие несколько минут Рыбкин, затягиваясь сигаретой, недоумённо наблюдал за инструктором, водворяющим выпавшую педаль сцепления на её законное место.
«Чувствую, аттракция та ещё будет, не зря они такие бабки берут за учёбу», – подумалось Рыбкину...
Сев снова за руль, Рыбкин не удержался:
– А средняя педаль хоть нормально работает, или ногами тормозить?
– Ну что за люди! Одни юмористы (пи-и-и-и-и...), автошкола (пи-и-и-и) государственная, на смену автопарка деньги не выделяют, вот и ездим на таких машинах. Один только движок восемь раз меняли. Скажи ещё спасибо! У меня стаж 32 года, так хоть смог самую лучшую машину получить, остальные совсем раздолбанные (пи-и-и-и-и).
За рулём Рыбкин чувствовал себя достаточно уверенно, хотя балансировка самого руля оставляла желать лучшего. На Ленинградской их застал снег. Рыбкин включил «дворники». Он ничуть не удивился, что «дворники» продолжили работать, когда он их выключил у светофора. Он даже не удивился, когда инструктор молча открыл окно и вытянутой рукой остановил «дворники», после чего, положив ладонь на стекло, поднял его вверх и сделал воинственное выражение лица, приготовившись отражать возможные остроты.
«За езду в этой машине меня вполне могут занести в Книгу Гиннеса. Посмертно», - подумалось Рыбкину...
На его счастье, «Москвич» заглох всего в полутора кварталах от автошколы, когда урок уже подходил к концу. Даже инструктор назвал его счастливчиком. Без особых проблем дотолкав с инструктором машину до двора автошколы, Рыбкин собрался уходить, но в этот момент услышал сигнал автомобиля и удивлённо оглянулся. Его учитель вождения, стоявший около новенького Volkswagena, приглашающе махал рукой... (Дежа вю?!) И вдруг он понял, что весь ужасный урок вождения, который он только что пережил, был лишь плодом его разгулявшегося воображения. Рыбкин ещё раз решил, что своё воображение нужно как-то сдерживать, ещё раз не нашёл ответа на свой же вопрос "как это сделать" и пошёл к машине. Урок прошёл без эксцессов, и, получив от него массу удовольствия, Рыбкин отправился посидеть часик в своё любимое маленькое кафе, которое, благодаря уютному интерьеру, могло дать фору многим дорогим ресторанам. Выпив чашку вкуснейшего горячего шоколада с двумя пирожными, Рыбкин отправился вновь бродяжничать. С таким спокойным зимним пятничным вечером совершенно не хотелось расставаться, запирая себя в четырёх стенах квартиры, пусть даже любимой, уютной и тёплой, если, конечно, не отключили отопление, пока он занимался делами. Даже сомнения по поводу газа: выключен он или нет – не заставили Рыбкина ускорить шаг и направиться к дому. Если что, всё равно бы уже все задохнулись и всё взорвалось. Хотя, газ он, кажется, закрыл. В этом он был уверен на все 50%...
Ожидая маршрутку, Рыбкин задумчиво смотрел на светящиеся окна домов. Вспомнилась Цветаева:
«Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может, пьют вино,
Может, так сидят,
Иль сплетённых рук
Не разнимут двое,
В каждом доме, друг,
Есть окно такое...»
Действительно, внешне каждое окно лишь стандартный прямоугольник, светящийся вечером и ничем не отличающийся от своих застеклённых собратьев. Но стоит заглянуть в любое из этих окон, и взору предстанут подмостки, на которых разыгрываются вечные представления, поставленные неведомым автором, наполненные страданием и радостью, любовью и интригами, завистью и местью, счастьем и разочарованием. По этим жизненным историям можно смело писать любовные романы и комедии, триллеры и детективы, мыльные оперы и приключенческие повести. «Как хочется спать, хорошо, что за рулём не было сонливости. Хотя, если бы я уснул, вряд ли что-то изменилось». На протяжении всего урока вождения Рыбкина не покидало ощущение, что машина жила своей особенной, никому неподвластной жизнью, и, так как машина была всё же особой женского рода, вела себя она сообразно собственным мыслям и желаниям, не так уж часто совпадавшими с мыслями и действиями Рыбкина.
Сев в маршрутку, Рыбкин погрузился в раздумья. За время поездки он успел отговорить Ивана Грозного убивать сына, провёл несколько ночей на том гигантском дереве, на котором дети капитана Гранта пережидали непогоду, поспорил с Милтоном Фридманом об основных положениях его экономической концепции, собственноручно спас несколько десятков девушек из горящей сауны, оказался в плену в средневековом замке вместе с Викторией (когда открылись двери лифта, и он увидел ту самую девушку, он сразу подумал, что она – Вика, нет, даже не подумал, был уверен, что девушку из лифта зовут Вика). Блеску и продуманности их побега позавидовал бы сам Монте Кристо, а охрана замка ещё долго будет залечивать раны после его боевых приёмов. Затем он обвалил ведущие мировые биржи, сделав на этом умопомрачительный капитал, спас от костра Галилея, а его блестящий дриблинг и последовавший за ним гол в «девятку» поставили жирную точку в последнем ЧМ. После этого провёл романтическую ночь с Викторией в техническом чулане под лестницей того самого музея, что и герои чудесного фильма «Как украсть миллион». Изредка Рыбкин покидал чулан, бросал бумеранг в сторону охраняемой скульптуры и вновь прятался в чулане. Романтика, драйв, адреналин... Затем было ещё кое-что по мелочам и, наконец, Рыбкин вернулся в трясущуюся на потрескавшемся асфальте маршрутку. Водитель включил радио «ХИТ-ФМ». Звучал очередной хит, песня «Братьев Гримм» - «ресницы». От скуки Рыбкин прислушался к словам:
«Губы у тебя
Вкуса миндаля,
Словно конопля-
Дурят.
Слов не говоря,
Искусай меня.
Силы не жалей.
Дурака валяй.
Хлопай ресницами
И взлетай.
Присниться не забывай.
Ту-ру-ду-ту-дай.
Ту-ру, Ту-ру-ду-ту-дай.
Хлопай ресницами
И взлетай.
Синицею, иволгой.
Ту-ру-ду-ту-дай.
Ту-ру, Ту-ру-ду-ту-дай.
У тебя глаза
Словно бирюза.
Резко по газам
Вдарим.
Может быть и я
Вкуса миндаля
И могу летать,
Веками порхая.
Хлопай ресницами
И взлетай...»
«Без хорошей травки современные песни не понять»,– пригорюнился Рыбкин, переставая слушать эту чушь. Ему почему-то вспомнился Карлсон. Но, если моторчик на спине вписывался в сознание, то полёты с помощью взмахов ресниц даже воображение Рыбкин категорически отказывалось представлять. «Сколько раз уже зарекался слушать современные российские песни, и уж тем более их слова». Вспомнился анекдот, посвящённый учёбе Земфиры на философском факультете: Земфира пошла изучать философию, чтобы наконец-то понять смысл своих песен. Он достал плеер, включил успокаивающую и лирическую «Reamonn – Tonight», и, выйдя из маршрутки, отправился домой.
Газ оказался выключен. Поужинав, Рыбкин заглянул в интернет, просмотрел френд-ленту в блоге, сладко зевнул и отправился спать.
Спустя две недели, в субботний вечер, Рыбкин направился к своему любимому месту «выгулки»: это был большой квадратный двор, окружённый по периметру четырьмя шестиэтажками. Почти весь двор представлял собой зелённый газон, в углу которого находились несколько скамеек, песочница и горка. Немного в стороне от детской площадки, в почти неосвещённом уголке стояла детская карусель, на которой и любил сидеть Рыбкин, наслаждаясь вечерней пустотой двора, его тишиной и никогда не покидавшей двор прохладой.
«Скоро Новый год. Собственно, где-то через месяц, а если
точнее...» - Рыбкин бросил взгляд на дату на часах «Не может быть... Через десять дней! Боже, как летит время! Сколько лет я мечтаю встретить Новый год и Рождество за границей, в Европе. Или хотя бы в Прибалтике, которая теперь вполне полноценная Европа», – Рыбкин брёл по заснеженному тротуару, футболя ногой пустую баночку из-под колы –«но нужно выбирать, на что в этом году тратить деньги: на права и недорогую подержанную машину или на Рождество в Европе. А если захочется машину получше – а ведь захочется, блин – то, возможно, и в будущем году пролетаем с поездкой», – Рыбкин сел на любимую карусель в любимом уголке любимого двора, сделал на ней несколько кругов, остановил её таким образом, чтобы созерцать заснеженные кусты и минимизировать вероятность кого-то увидеть, и продолжил раздумья. «Выбирать. Опять выбирать! Всегда нужно выбирать между желаемым и возможным. Вся жизнь – сплошной и нескончаемый выбор. Этим и определяется успех в жизни: чем от меньшего количества желаемого человек может отказаться в некий период времени – тем он успешнее. Хотя, по-моему, одним из лучших показателей успеха в жизни является количество людей на твоих похоронах... Ну вот, опять чёрт знает что в голову лезет. В преддверии Нового Года мысли должны быть позитивными и оптимистичными. Нужно начинать обзванивать друзей, ещё один Новый год в одиночестве – это уже будет перебор, совсем одичаю. Новый год! Скоро все начнут друг друга поздравлять, произнося одни и те же пожелания. Конечно же, непременно будут звучать пожелания счастья. Но, если кто-то попытается хоть на миг доставить себе маленькую толику счастья – скажем, выпало кому-то несчастье чувствовать себя счастливым от катания на ледяной дорожке на тротуаре или от игры в снежки, или от катания на детской карусели – тут же его посчитают ненормальным. Либо сволочью, если у кого-то появится возможность доставить себе дорогие удовольствия. Ведь люди не любят счастливых и богатых. Но, тем не менее, регулярно желают друг другу счастья и богатства. Чтобы потом было за что друг друга ненавидеть. Ничего не поделать: у венца творения свои причуды...»
Из-за угла показалась морда пса, затем и сам пёс во всём своём собачьем великолепии. Собака по-хозяйски инспектировала двор, проверяла свои старые метки, кое-что обновляла или латала, кое-где ставила новые. Затем из-за того же угла показалась смутно знакомая белая шубка в чёрных пятнышках, знакомые сапоги и длинные пышные светлые волосы. Девушка направилась в сторону детской площадки, села на скамейку под фонарём метрах в пятнадцати от затаившего дыхание и боящегося пошевелиться Рыбкина и стала наблюдать за своим четверолапым любимцем. «Она меня не видит. Ну да, она в свете фонаря, а я в тени, так что ничего удивительного. Тем более, она и в лифте-то меня вроде как не заметила. Да, наблюдательность у моей Вики (хм..моей?... ну-ну) хромает... Хотя, что за глупости! У неё не может ничего хромать. Она просто не хотела пялиться на мою физиономию. Чччёрт! Опять зацепился за торчащий кусок металла внизу карусели. Нет, карусель вряд ли бы так рычала, она меня знает».
Рыбкин глянул вниз: пёс самозабвенно тянул штанину. «Неужели он хочет, чтобы я предстал перед Викой без штанов? Идея, конечно, оригинальная, но мы ещё не настолько знакомы... Да, сегодняшние собаки в этих делах очень продвинуты. Ну, всё, сейчас – или никогда! Раз, два, три!»
- Простите, мсье, но вы грызёте мою штанину!
Девушка повернула голову и, прищурившись, посмотрела в сторону карусели.
– А ну брось, ФУ! Быстренько иди ко мне!
– Ну, допустим, не такое уж и «фу» – послышался голос внезапно расхрабрившегося Рыбкина – я их, к вашему сведению, не так давно стирал...
– Извините, я...
– Ничего страшного! Меня зовут Рыбкин, – почему-то сказал Рыбкин, подходя к девушке.
– Оригинальное имя – улыбнулась она.
– А вы, очевидно, Виктория?
– Да, но...
– Я с вами в лифте спускался недели две назад в здании на Кирова.
– Да-да, я помню. Я так надеялась, что вы со мной заговорите.
– Я тоже на это наделся.
– Мы, с Бальтазаром, очень любим этот двор, в нём так спокойно, тихо,
уютно, правда, Бальтазар?
– Гав! – с готовностью подтвердил пёс.
– Никогда раньше не видел вас здесь. Я тоже очень люблю выгуливать себя в этом дворе и по тем же причинам.
– Постойте, но... я часто езжу в лифте с посторонними людьми, однако не понимаю, как после нескольких минут совместного молчания можно узнать имя попутчика. Признавайтесь, откуда вы знаете, как меня зовут?
– Понимаете, когда открылись двери лифта и я вас увидел, я сразу подумал...
... Около пяти часов утра Рыбкин, проводив Вику и Бальтазара, возвращался домой вприпрыжку. В памяти сотового телефона стало на один номер больше. Самый важный номер из всех. Поэтому он был продублирован ещё в трёх местах – в блокноте, на запястье и в голове: 50 – 23 – 19. Очень легко запомнить: количество штатов в США – возраст, в котором мама вышла замуж – день рождения жены друга Витьки. Зайдя в квартиру, Рыбкин первым делом снял со стен своих плейбойских подружек: "Извините, девчонки, ваше присутствие здесь отныне неуместно по...эээ... семейным обстоятельствам".
... За несколько дней до Нового года, в три часа ночи, в квартире Рыбкина зазвонил телефон. Проснувшийся Рыбкин лежал и тихонько ругался в адрес тех, кто звонил, в адрес телефона и в адрес его, телефона, изобретателя, но не вставал. На шестой минуте Рыбкин сдался и побрёл снимать трубку. Раздался голос явно подвыпившего коллеги Серёги:
– Вам тоже не спится и вы тоже не знаете, что делать на Новый год? Тогда мы идём к вам!
Зевнув, Рыбкин поинтересовался:
– Чё?
– Меньше на больничных сиди!
– Подумаешь, один день взял.
– И пропустил самую важную, ик, новость: шеф жжот нипадецки!
– Слушай, не знаю как тебе, но мне завтра с утра на работу. Давай завтра обсудим шефа? –сказал Рыбкин, отчаянно зевая.
– Не умничай! Короче, фишка в том, что, ик, наш заказчик остался доволен как слон нашим проектом, накидал, типа, заказы на следующий год, ещё и новых клиентов нам притащил, и наш шеф тоже доволен, как
слон.
– Серёга, я рад, но нам вставать скоро...
– Да не гони, слушай. Короче, фирма всем сотрудникам выделяет на Рождественские каникулы путёвки в эту, как её... ну эту... ну короче, которая в Европе, на двоих. И платим мы за это... двадцать процентов! Так что, ик, ищи себе пару... А мы тут с ребятами уже это отметили, после работы. И за здоровье шефа выпили... и твоё здоровье не забыли – один тост был за тебя. Хотя обожди. Или то мы за Никитку пили? Дай вспомнить, блин, не перебивай!
– Да я вообще молчу.
– Да не перебивай ты, ну что за человек?! Не, не помню. Но в любом
случае, когда мы подняли тост «за нас всех», твоё здоровье туда попало
«по дифолту»! Так что не переживай! Ладно, пошёл я спать, мне завтра на работу, некогда с тобой тут язык чесать! Давай, до завтра! Целую. Гы-ы-ы-ы, оооой»
– Да, до завтра. Почаще бы будил такими новостями!...
... Рыбкину часто приходила в голову мысль, что вся его жизнь ему снится, и что однажды он проснётся. Проснётся совсем другим человеком, в совсем другой семье, в другом доме... городе... мире... Вселенной, в конце концов. Он находил такой вариант любопытным и даже где-то заманчивым. В одно мгновение переменить всё, от «а» до «я», включая самого себя. Эти мысли омрачало лишь неизбежное расставание с близкими людьми. Но сейчас, сидя во взлетающем «Боинге», в тот самый момент, когда самолёт зябко поджимал под себя шасси, пряча их от мороза, а голова дремлющей Вики лежала у него на плече, он понимал: сейчас просыпаться нельзя, ни в коем случае нельзя...

© Copyright: Бриккер Дмитрий, 2007